КостяНика - время лета. Глава 13, 14 и 15.

ГЛАВА 13
Костя возобновил визиты к Нике, которые стали привычными. Теперь он ходил к ней не таясь, хотя каждый раз, когда собирался в дом художника, мать начинала ворчать:
– Чего тебя туда тянет? Прямо как околдовали. Других девчонок, что ли, нету? Вон взять хоть бы Анечку.
– Ма, скажешь тоже. Я же к Нике не в этом смысле хожу. И чего ты на нее взъелась? – отмахнулся Костя.
– Ты как с ней связался, всех друзей порастерял. То на чердаке своем, как сыч, сидишь, то к ней мчишься. О чем можно целыми днями говорить? Не надоест же!
– О чем, о чем. О книгах, о музыке. И потом, я с ней гимнастикой занимаюсь. Вдруг ее болезнь вылечить можно.
– Лекарь какой выискался. Чтоб лечить, надо прежде в институт поступить.
– А я и поступлю. В медицинский, – неожиданно для себя выпалил Костя.
– Ждут тебя там. Ты сначала в школе трояки исправь.
– Да ладно тебе. По математике и физике у меня, между прочим, пятерки. И химию с биологией, если надо, подтяну. У меня еще два года до окончания. За это время в институт тупой не подготовится.
– Посмотрим, какой ты острый, – покачала головой Зоя Петровна и, хмуро проводив сына взглядом до калитки, крикнула вдогонку: – К обеду не опаздывай, доктор. Сто раз подогреваю.
Ее беспокоила странная дружба сына. Девчонка-то богатая, набалованная. Собьет мальчишку с панталыку. Вон чего надумал: в медицинский. Туда поступить – какие деньжищи надо! Эдак за журавлем погонится – синицу упустит. И в медицинский не пройдет, и другой институт прошляпит. А все эта девчонка ему голову забивает. Замкнутый какой-то стал. Натащил из сарая старых журналов, пылюгу собирать. То чего-то выискивает, а то на рысях к художниковой дочке несется. Насмотрится там на красивую жизнь – не доведет это до добра.

Костя, сунув руки в карманы, шагал по дороге, знакомой до каждого куста, до каждой штакетины на заборах. Он никак не мог понять, почему все окрысились на Нику. И Мишка, и мать, и Анька туда же. Ее не спросили, с кем ему дружить. Прямо как взбесились все.
Костя дошел до «исторического» места, где подрался с Мишкой. Они не виделись почти месяц, нарочито обходя стороной улицы, где могли встретиться, а если и сталкивались случайно, то спешили разойтись. Сначала Костя думал, Мишка поймет, что поступил по-свински, и придет мириться, но тот так и не появился, и Костя понял, что друга он потерял. Все получилось как-то глупо. Честно говоря, он не ожидал от Мишки такого: обозвать больную девчонку.
Мысли Кости плавно перешли к проблеме выбора института. Вообще-то он не собирался в медицинский. Слова вырвались сами собой, но чем больше Костя размышлял на эту тему, тем больше его привлекала перспектива стать врачом. А почему бы нет? Другие же как-то поступают. Что он, самый дурной?

После того как Костя из-за глупого синяка не появлялся целых три дня, Ника жила в постоянном страхе, считая дни до окончания лета, когда неизбежно придется разъехаться по разным районам огромного города. Осень стала наваждением, кошмаром, преследующим днем и ночью. Ника пробовала отвлечься за рисованием, но акварель настойчиво выплакивала на чистые листы желто-бурую палитру осени. Она открывала книгу, но прочитав: «Стояло сухое и теплое бабье лето...» – суеверно отбрасывала повесть, будто печатное слово могло приблизить ненавистную пору. Ника не могла спрятаться от надвигающегося ужаса расставания с Костей. Как прожить без него год? Целый год – все равно что жизнь!
По ночам она лежала без сна и глядела, как лунный свет, запутавшись в ветках осины, растущей под окном, окрашивал кругляшки листьев в голубоватый металлический цвет и делал их похожими на старинные дублоны. Иногда ветер пригоршнями перебирал монеты листьев, пересчитывая их, и они тускло отсвечивали серебром. «Когда серебро обратится в золото, жизнь кончится», – с безысходностью думала Ника.
Днем она заставляла себя забыть о грядущем. Только бы Костя не догадался, не узнал, как сильно она привязалась к нему. Это его оттолкнет, и тогда она потеряет его прежде, чем жестокая осень оставит от лета руины воспоминаний.

Идея стать врачом заразила Костю. Он с воодушевлением придумывал новые укрепляющие упражнения, но каждый раз его стремление помочь Нике наталкивалось на глухую стену незнания. Гимнастики было явно недостаточно, чтобы поднять Нику на ноги. Но что еще для этого нужно?
Однажды после разминки Костя сказал:
– Завтра я еду в город...
Ника побледнела. Неужели так скоро? Но почему? Она была уверена, что ее счастье продлится до осени. Значит, завтра... завтра... – молотом стучало у нее в висках.
Увидев, что Ника сидит белая как полотно, Костя испугался.
– Тебе что, плохо?
– Нет, ничего, – сказала она бесцветным голосом и, посмотрев Косте в глаза, произнесла, как будто подвела черту и поставила точку: – Значит, ты уезжаешь.
– Ты чего? Я же ненадолго, – опешил Костя. – Мать посылает, родственники приехали. Туда и обратно, всего на неделю. Я заодно в библиотеке книжки посмотрю по медицине.
Постепенно румянец возвратился на лицо Ники. Костя вздохнул с облегчением:
– Ну ты даешь, прямо напугала меня.
Нике стало стыдно за свою слабость. Ведь она твердо решила не показывать Косте своих чувств, и все-таки не сдержалась. Если он узнает о ее любви, ничего уже не будет по-прежнему. Он никогда не сможет ответить ей взаимностью, а потому не останется рядом. Он слишком честный и благородный и посчитает, что лучше уйти.
– Извини, это было так неожиданно. У меня, кроме тебя, нет друзей. Без тебя мне здесь будет тоскливо, – смущенно улыбнулась Ника.
– Да ты даже соскучиться не успеешь. Как приеду – сразу к тебе.

Костя собирался поехать одной из первых электричек, пока нет толкотни. Мать с вечера упаковала сумку с вещами, которые хотела отослать в город, и пораньше отправила его спать. Костя забрался на чердак, но сон не шел к нему. В голову лезли мысли о Нике. Кто бы мог подумать, что она так неожиданно отреагирует на его отъезд?
Костя вспомнил книгу Экзюпери про Маленького Принца, приручившего Розу, и как Лис говорил Принцу: «Если ты Розу приручил, ее нельзя бросать, потому что без тебя она погибнет».
Костя совсем не собирался «приручать» Нику. Она была для него лишь кусочком каникул, дачным эпизодом. Само собой, лето кончится, и они разъедутся.
«Она без тебя погибнет...»
Чушь! Он тоже привык к ней, ну и что? С началом учебного года появятся другие заботы.
А у Ники? У нее нет ни школы, ни друзей.
В конце концов, можно перезваниваться. Или даже съездить к ней в гости. Не на разных же концах планеты они живут.
Все доводы звучали вяло и неубедительно. Даже если он за год пару раз выберется к ней, все равно это ничего не изменит. В душе Кости саднило странное чувство неловкости, как будто он был виноват в одиночестве Ники. Ему вдруг захотелось сделать для нее что-нибудь необычное, из разряда чудес, чтобы загладить свою несуществующую вину. Но что? Яблоки, что ли, на березе развесить? Костя невольно улыбнулся. Надо же, какая чепуха в голову лезет. Он представил себе, как Ника обалдеет, увидев утром эту картину. Жалко, яблок взять негде. У Кости на участке росли только зимние сорта: пока еще и обрывать нечего. А что, если позаимствовать у соседей, у Матвеевых? У них уже яблоки на яблоки похожи.
Костя никогда не лазил по чужим садам, но сейчас он не видел в этом большого греха. Подумаешь, возьмет несколько штучек. Все равно осыпаются. Конечно, лучше было бы по-хорошему попросить, но, во-первых, уже поздно, а во-вторых, Матвеевы – жлобы.
Перевалило далеко за полночь, а Костя еще ворочался с боку на бок. Идея с яблоками все больше занимала его. Наконец, решившись, он встал, оделся и тихонько спустился с чердака, переступая через скрипучие ступеньки.
Было тихо, даже неугомонные сверчки смолкли и ушли на покой. Замещая перегоревший фонарь, полная луна вполне справлялась со своими обязанностями, освещая улицу холодным «неоновым» светом. Крыши домов и деревья черными силуэтами вырисовывались на фоне неба, забрызганного звездами, как мрачные декорации к предстоявшему спектаклю с ограблением. С трудом в потемках продравшись сквозь заросли малины возле забора, Костя перемахнул через штакетник и чуть не по щиколотку утонул в пухлой земле.
«Угораздило же на грядку попасть!» – недовольно подумал он, вытряхивая землю из кроссовок. Загладив следы преступления, он направился к яблоне. Деревца у Матвеевых были низкорослые. Костя без труда нарвал яблок и, сунув их за пазуху, направился назад. На этот раз он благоразумно обошел грядку, но перелезть через забор с грузом оказалось сложней. Пуговица на рубашке расстегнулась, и яблоки посыпались на землю. Собрав свое неправедно добытое богатство, Костя на этот раз сначала побросал яблоки на свой участок, а потом перелез сам.
Полдела было сделано. Теперь надо раздобыть нитки, но это уже легче. Мать часто шила на веранде. На цыпочках прокравшись домой, Костя без труда нашел на столе катушку и ножницы. Наконец осталась самая сложная задача: проникнуть на участок Ивановых и развесить яблоки. Костя немножко нервничал: дважды за одну ночь залезать на чужие участки было нешуточным испытанием. К тому же забор вокруг дома художника был куда выше соседского штакетника. Однако лиха беда начало! Не отступать же на середине пути? Костя представил себе, как Ника удивится, увидев на березе яблоки, и нервозность сменило бесшабашное веселье. В конце концов, он ради хорошего дела старается.

* * *
Если бы ученые надумали изучать влияние магнитной бури на примере Полины, то обнаружили бы странный феномен. Стоило Полине накануне прослышать о неблагоприятном дне, как природные силы нападали на бедную женщину с удесятеренной энергией. Если же средства массовой информации или услужливые соседи не предупреждали Полину об очередном катаклизме, магнитные страсти могли пройти совершенно незамеченными.
В тот день, памятуя о магнитной буре, Полина с утра была не в духе. А тут еще девчонка, как нарочно, залила всю скатерть какао, теперь придется застирывать, не то останется пятно. Каждый промах Ники Полина воспринимала как личную обиду, будто Ника только и думала, чем ей досадить.
Для Ники день тоже не предвещал ничего хорошего. Полина встала не с той ноги. За завтраком, как назло, опрокинулась чашка. Но главное: Костя не придет.
«Неделя. Всего неделя…», – подбадривала себя Ника, но тут едко и жестоко подумалось: «Надо постепенно привыкать перед осенью». На душе стало еще пасмурнее.
– Шезлонг на веранду вынести? – спросила Полина.
– Да, – машинально сказала Ника и пожалела об этом. Сегодня она с большим удовольствием посидела бы в своей комнате. Однако ей не хотелось вступать в пререкания с Полиной.
Сиделка усадила Нику в шезлонг и собиралась уйти, как вдруг заметила странное выражение на лице девочки. Ее взгляд был направлен во двор, поверх плеча Полины. Глаза расширились от изумления, а уголки губ дрогнули в улыбке.
Женщина, заинтригованная, обернулась. Она не сразу заметила, чему улыбается Ника, а разглядев «урожай», сердито нахмурилась. В ее жизни никогда не было берез с яблоками. Даже цветы к праздникам она покупала себе сама. В ней медленно вскипало раздражение на несправедливость. Почему одним достается все, а другим – ничего?
– Чудо, правда? – Ника сияла от счастья.
Ее распирала гордость за Костю. Кто еще мог придумать такой сюрприз? Ни один человек на свете! Ника не понимала, за что Полина недолюбливает его, но теперь даже она не сможет не оценить, какой Костя особенный.
Полина недовольно скривилась: калека калекой, а парня умудрилась заарканить. Ублажает ее, а что в ней хорошего? Ясное дело, папаша. Вот что деньги делают. Будь она без гроша в кармане, стал бы он за ней ухлестывать!
– Герой, нечего сказать, по ночам по чужим дворам лазить, – язвительно сказала старая дева.
На Нику словно вылили ушат воды. У Полины была удивительная способность испортить и опошлить все хорошее.
– Кажется, он ничего плохого не сделал, – холодно произнесла девочка.
– Это как сказать. Начинается всегда с малого. Сегодня залез принести, а завтра залезет унести.
«Ведьма! Злобная ведьма!» – хотелось выкрикнуть Нике, но она знала, что, если позволит себе сорваться, потом сама будет жалеть об этом. Ника сжала кулаки, так что ногти до боли впились в ладони, и резко сказала:
– Уйдите! Прошу вас, уйдите! – при этом мысленно добавив: «Видеть тебя не могу, злыдню паршивую!»
* * *
Проводив сына, Зоя Петровна прибралась в доме и занялась прополкой. Сегодня можно было обед не готовить. Это Костика она старалась накормить, растет ведь.
Зоя Петровна заканчивала обрабатывать вторую грядку, когда ее окликнула из-за забора соседка, Варвара Степановна Матвеева.
– Ну, Зоя, не ожидала, – в сердцах сказала она. – По-соседски, нечего сказать, чужие сады обирать.
– Да ты что, Варь, шутишь, что ли? – удивилась Зоя Петровна.
– Какие уж шутки. Твой пацан ночью к нам по яблоки ходил. Свои бы вырастили, чтоб на чужие не зариться, – распалялась соседка.
– Да что ты такое говоришь! Постеснялась бы. Костик никогда чужого не возьмет, – защищалась Зоя Петровна.
– Еще как возьмет! Улики имеются! – воскликнула Матвеева, многозначительно воздев к небу палец, и повысила голос, стараясь привлечь внимание общественности: – Вы посмотрите, что делается! Всю грядку истоптал, как через забор перемахнул. И яблоко валяется. Не само оно сюда докатилось.
Народ не преминул подтянуться к своим заборам, чтобы не пропустить спектакля. Мать Кости готова была провалиться сквозь землю от стыда.
– Да не кричи ты так. Давай разберемся, – взмолилась она.
– А ты мне рот не затыкай. Пускай все слышат, что Костик твой бандюга! – входя в раж, Матвеева перешла на визгливый крик, отчего к ближайшим «слушателям» подключились жители более отдаленных участков.
Общественность не дремала.

ГЛАВА 14
Костя вернулся через неделю. Мать встретила его мрачнее тучи, и даже когда он хотел чмокнуть ее в щеку, отстранилась, что вконец озадачило парня.
– Ма, ты чего это?
– С каких это пор ты нас с отцом позорить начал? Для того тебя растили, чтобы ты воровал? Тому тебя учили?
Костя не сразу понял, о чем идет речь.
– Ладно, ма, тебе загадками говорить.
– Да какие уж тут загадки! Ты зачем к Матвеевым в сад лазил? Тебе своего мало?
– Я взял-то всего несколько яблок. У них половина обсыпается, – оправдывался Костя.
– А это не твоего ума дело, обсыпается или нет. Из-за этих яблок я позору натерпелась – на год хватит. Глаза поднять стыдно.
Зоя Петровна отвернулась и фартуком вытерла подступившие слезы. Костя подошел к ней сзади и обнял за плечи.
– Ма, ну не расстраивайся ты так. Хочешь, я пойду и прямо сейчас перед ними извинюсь, хочешь? Я же для хорошего дела. Понимаешь, я уезжал, а Ника...
Костя не успел договорить. Зоя Петровна смахнула его руку с плеча и, резко обернувшись, сказала:
– Опять художникова дочка? Сто раз говорила, до добра она не доведет! Я тебе запрещаю к ней ходить.
– Чего она тебе сделала, что ты ее так не любишь? – с горечью сказал Костя.
– Слышать о ней не хочу. С чего мне ее любить? Чему хорошему она тебя учит? С друзьями драться да воровать?
– Скажешь тоже, учит. Это же не она меня послала.
– А кто же еще? Раньше ты такого не делал. Это все с ее подачи.
– Ма, ты думай, что говоришь. Таких девчонок, как она, вообще нет, разве только в книжках.
– Знаю я эти книжки. Ишь, как голову заморочила! Хоть она раззолотая, так и знай, больше я тебя к этой поганке не пущу! – подвела итог Зоя Петровна.
– Ты же ее совсем не знаешь, зачем ты так?
– Не знаю и знать не хочу!
– Эх ты! Она же совсем одна. У нее даже матери нет. Она думает, что ты добрая, а ты!.. – выкрикнул Костя и, хлопнув дверью, выскочил из дома.

Костя бежал всю дорогу и только на подходе к особняку Ивановых перешел на шаг и постарался придать лицу обыденное выражение, чтобы Ника не догадалась о его неприятностях. Он не мог рассказать о ссоре с матерью, ведь тогда пришлось бы говорить и о причине. Почему именно к Нике все так несправедливы?
Представ перед Никой, он понял, что артист из него никудышный.
– Что случилось? – сразу же спросила она.
– Да так, пустяки. Ничего особенного, – пожал плечами Костя.
Нике было немножко обидно, что Костя не захотел ей довериться, но она не смела настаивать, ведь и сама не часто выплескивала свои беды на людях. Чтобы хоть как-то поднять ему настроение, она показала на березу, где по-прежнему висели яблоки.
– А у нас без тебя вырос урожай. Наверно, потрудился добрый волшебник. Очень добрый, – добавила она.
Костя смущенно улыбнулся в ответ. «Ради этого стоило слазить в сад этих жлобов», – мстительно подумал он. Ну почему даже мать не понимает его? Вечно у всех на уме только женихи и невесты, как будто без этого нельзя дружить! За что она ополчилась на Нику, ведь она ее даже ни разу не видела?
Решение пришло внезапно: нужно их познакомить.
– Слушай, пойдем ко мне в гости, – предложил Костя.
– Ты шутишь? – Ника недоверчиво исподлобья глянула на него.
Иногда она совсем не понимала Костю. Что он задумал на этот раз?
– Почему шучу? Сядешь в кресло, а я тебя довезу.
– Ты ведь знаешь, я не могу, – сказала Ника, но парень сердито перебил ее:
– Что в этом такого? Так и будешь себя стесняться? Ты что, не такой человек, как все?

Колеса мягко шуршали по гравию. Костя подталкивал инвалидную коляску сзади. Под перекрестным обстрелом глаз дорога до дома показалась ему нескончаемой. Может быть, Ника была права, когда не желала выходить на люди. Родион Викторович был местной достопримечательностью. Шутка сказать, такая знаменитость живет в обычном садовом товариществе. Все, что было связано с домом и с именем художника, окружал ореол таинственности и почтительности. О существовании больной дочки знали все. О ней судачили, ее жалели, но прежде Ника никогда не покидала своей «крепости», и теперь ее внезапное появление воспринималось как аттракцион.
Ника держалась молодцом, стараясь скрыть волнение, но по тому, как крепко, до белизны в костяшках пальцев, она сжимала подлокотники кресла, будто ища в этом поддержки, Костя понял, как трудно ей вытерпеть бесстыдное любопытство незнакомых людей.
Раньше Косте тоже не доводилось испытывать на себе столь пристального внимания публики, и это злило его. Однако отступать было некуда. К тому же Ника не должна думать, что он ее стесняется.
«Чего глазеют? Прямо дикари. Выпялились, будто слона напоказ ведут», – сердито подумал Костя, а вслух как можно бодрее сказал:
– Ну, как тебе прогулка? Ты ни на кого внимания не обращай. Это им поначалу в новинку. Потом привыкнут.
Ника с вопросом оглянулась на него. Неужели он думает, что она еще когда-нибудь решится на эту пытку?
– Вот увидишь. Все будет хорошо, – подбодрил он девочку, хотя сам не слишком был в этом уверен.
И тут случилось самое худшее: навстречу шел Мишка. Надо же было столкнуться именно сейчас! Неизвестно еще, как мать отреагирует на нежданную гостью, но если Ника узнает и про ссору с Мишкой...
Они медленно подошли друг к другу и, словно по команде, остановились.
«Пусть только попробует что-нибудь ляпнуть. Я убью его!» – подумал Костя.
Мишка хотел что-то сказать, но не успел рта открыть, как Костя опередил его:
– Ника, это Мишка, – сказал он, сверля бывшего друга взглядом и за спиной у девочки знаками показывая, чтобы тот молчал.
Мишка с удивлением глядел на эту пантомиму, забыв, что хотел сказать.
– Очень приятно, – Ника по-взрослому протянула для приветствия руку.
Опешивший Мишка обменялся с ней рукопожатием, но не успел прийти в себя, как девчонка удивила его еще больше:
– Костя обещал привести тебя ко мне, когда ты вернешься.
– Откуда? – не понял Мишка.
– От бабушки, – вставил Костя.
Он приложил палец к губам и показал Мишке кулак.
– Ты мне сурдоперевод не показывай, – сердито сказал окончательно сбитый с толку Мишка. – Ты чего там про бабушку наплел?
У Кости так и чесались руки дать Мишке в глаз.
Ника перевела взгляд с одного мальчишки на другого. Наверное, она допустила какой-то промах. Может быть, Мишка держал свою поездку в секрете?
– А что еще он про меня болтал? – спросил Мишка у Ники.
– Что ты мастер на все руки и всем все чинишь. И что рассказчик необыкновенный. Поэтому мне очень хотелось с тобой познакомиться, но если тебе это неприятно... – Ника смолкла.
– А больше он ничего не говорил? – обескураженно спросил Мишка.
– Что ты в компьютерах хорошо разбираешься, – добавила девочка.
Мишку охватил жгучий стыд. Костя оказался настоящим другом. Мог бы наплести с три короба, а он даже словом не обмолвился про драку и про все остальное. И дочь художника вроде нормальная девчонка. Зря он так!
Мишка посмотрел Косте в глаза и сказал:
– Я полный кретин.
Они стояли и смотрели друг на друга. Перед Костей был его прежний лучший друг Мишка. Обиды вдруг исчезли, и все стало как раньше. Костя протянул Мишке руку. На время ребята забыли о существовании Ники.
– А вы куда? – спросил Мишка.
– Ко мне, – ответил Костя.
– Я сейчас за Степкой смотаю. Мы тоже придем, – пообещал Мишка.
– Давай!

ГЛАВА 15
После стремительного ухода Кости Зоя Петровна не могла успокоиться. Прежде, когда другие жаловались на переходный возраст детей, она думала, что ее эта беда не коснется, обойдет стороной. Костик с измальства рос послушным и ласковым. Иной раз пошалит – не без этого, но чтоб хулиганить, а потом еще убегать, хлопнув дверью...
А может, сама виновата? Не успел мальчишка с электрички прийти, как она с руганью набросилась.
Но, с другой стороны, как тут не сорваться? Чего ему не хватало? Зачем к соседям за яблоками полез? Все из-за дочки художниковой. Ишь, как мальчишкой вертит: ночью по чужим садам шарит, лишь бы ей угодить. Все зло от этой мерзавки! Впрямь, маленькие дети – маленькие заботы, а большие... Как только девчонки пойдут, жди головной боли. И ведь что бы Костику хорошую девочку выбрать, себе ровню, так нет, ему набалованную подавай. Отец-то у нее знаменитость, у них в доме птичьего молока только нету. Разве за такой угонишься? Собьет мальчишку с толку!
Как и всякой матери, Зое Петровне было трудно смириться с тем, что сын повзрослел, и она искала причину его строптивости не в том, что дети неизбежно вырастают и становятся самостоятельными, а в появлении испорченной, избалованной девчонки.
Зоя Петровна мысленно вела с сыном разговор, убеждая его бросить дочку художника, но разве тут найдешь доводы? Как бы совсем не оттолкнуть. Такой уж возраст – все наперекор. Теперь, небось, злится, рано не придет. К ней побежал. Зое Петровне стало горько оттого, что Костик обсуждает ее с чужой девчонкой, как будто та роднее матери. Верно говорят: сына растишь не для себя, а для другой. Только не ведала она, что делиться придется так скоро.
Женщина снова накапала валерьянки, но лекарство не помогало: видно, еще не изобрели средства от обиды на взрослых детей.

Остаток пути до дома Костя был в приподнятом настроении. День, который начинался довольно паршиво, принес неожиданный подарок: они наконец помирились с Мишкой. Хорошо бы теперь мать перестала злиться на Нику, а то вбила себе в голову глупости всякие. Но ничего, увидит Нику и сразу поймет, что ходит он к ней потому, что не может иначе: жалко ее, она ведь совсем одна, а девчонка отличная.
Примирение с Мишкой вселило в Костю уверенность, что все наладится. И потом, он хорошо знал свою мать: она же добрячка. Увидит Нику и сразу отойдет.
Ника ужасно волновалась. Она никогда прежде не бывала в гостях. К тому же ей предстояло познакомиться с мамой Кости. Она часто рисовала ее в своем воображении, награждая самыми лестными чертами. Для Ники Зоя Петровна была не просто мама Кости, а мама вообще, та самая, которой не было у нее.
Глядя на Костю, Ника не переставала удивляться. Он был вечной загадкой. Ей было трудно понять, почему после встречи с другом Мишкой его подавленное настроение внезапно сменилось весельем, настолько заразительным, что передалось даже ей.
Дом Кости оказался не так далеко. По сравнению с особняком он был простеньким и небольшим, но от него веяло домашним уютом, и Нике здесь сразу же понравилось. Возле крыльца пышными букетами росли разноцветные флоксы, а из-за дома виднелась капустная грядка.
– Это капуста? Я никогда не видела, как она растет, – с наивным детским восторгом сказала Ника.
– Я тебе еще не то покажу. У меня мать прямо Мичурин. Ты пока осмотрись, а я пойду ее позову.
Он завез инвалидную коляску на участок и вбежал в дом.
Зоя Петровна не поверила своим глазам, увидев сына так рано.
– Слава Богу, вернулся, – с облегчением вздохнула она. – Ты уж на меня не обижайся. Мне-то каково было, когда Варвара по твоей милости меня на всю округу ославила.
Она, как маленького, потрепала сына за чуб и хотела обнять, но он отстранился:
– Ма, я не один. Там Ника.
При упоминании этого имени руки у Зои Петровны опустились и безвольно повисли. Она-то решила, что Костик одумался, а он, вместо того чтобы повиниться, назло притащил сюда ненавистную девчонку. И эта нахалка еще посмела явиться к ним в дом! Сердце у Зои Петровны защемило от обиды.
– Значит, она тебе дороже матери, – с укором произнесла она.
– Что ты глупости говоришь? Я просто хочу, чтобы ты с ней познакомилась.
– А ты у меня спросил, хочу ли я ее видеть? Нет, я тебе не указ.
Костя выжидающе исподлобья посмотрел на мать. Она отвела глаза, нарочно отвернувшись к окну. Неужели он ошибся? Неужели из всех людей только для Ники у матери не найдется чуточку теплоты? Именно для Ники, которой это нужно больше всех. Пауза затянулась. Завеса молчания, опустившаяся между матерью и сыном, сгущалась. Луч понимания уже не мог проникнуть сквозь липкий туман взаимных обид.
Костя с трудом сглотнул. Разочарование и стыд за мать сплелись змеиным клубком и комом встали у него в горле.
– Эх ты! Ладно, будем считать, что тебя нет дома, – процедил Костя, резко повернулся и вышел.
Зою Петровну охватил страх. Интуитивно она поняла, что бесповоротно, навсегда теряет сына.
– Костик! – крикнула она и бросилась следом. Выскочив на порог, она увидела Нику. Девочка улыбнулась.
«Еще и лыбится. Радуется, что верх взяла», – молнией промелькнуло у женщины в голове, и ее словно прорвало.
– Ну что, добилась своего? – обрушилась она на девчонку. – Зачем ты только объявилась. Как с тобой Костик связался, все у нас наперекосяк.
Улыбка слетела с лица Ники. В чем ее обвиняют? Она не сделала ничего плохого. Может быть, тут какая-то ошибка?
– Ма, перестань сейчас же! – Костя оборвал мать.
Но Зоя Петровна не могла сдержаться и не высказать все, что накипело в душе. Это было выше ее сил.
– Что перестань? С Мишкой ты из-за нее подрался. То, бывало, ребята так и торчат тут с утра до вечера, а то со всеми перессорился из-за этой, – Зоя Петровна кивнула в сторону Ники и обратилась к ней: – А тебе не совестно посылать его воровать? А мой дуралей и рад стараться, по чужим садам лазить, как же – принцессе яблочек захотелось. А теперь ему и вовсе дома тошно. Все сбежать норовит.
У Ники перехватило дыхание, перед глазами все поплыло. Мысли путались. Почему эта женщина кричит на нее? За что? Неужели это мама Кости? Это мама? Она ведь любила ее, любила... К горлу подкатил комок. Ника низко опустила голову и крепко стиснула виски руками, чтобы собраться с мыслями и справиться с нахлынувшими чувствами.
– Она же ничего не знала! – крикнул Костя матери и кинулся к Нике. – Не слушай. Ну, сдурил я с яблоками, но это все фигня. Не обращай внимания, ладно?
Он присел перед девочкой на корточки, пытаясь заглянуть ей в лицо, и взял ее руку в свои ладони.
– Все будет хорошо, вот увидишь.
Ника знала, что хорошо уже ничего не будет. Счастье не может продолжаться вечно, тем более для нее, но праведная ложь Кости требовала лжи ответной.
– Да, все будет хорошо, – эхом повторила Ника и, подняв голову, посмотрела в глаза Зое Петровне. – Простите, я не знала, что доставила вам столько неприятностей. Больше этого не случится.
От глубокого недетского взгляда девочки Зое Петровне стало не по себе.
Ника говорила тихо, но голос ее звучал ровно и твердо. Очарование и уют этого дома растворились, словно мираж. Она снова оказалась посреди голой пустыни вечного, неистребимого одиночества. Все возвращалось на круги своя. Нике хотелось поскорее уйти отсюда, чтобы не видеть этой женщины. Она не могла больше думать о ней как о маме Кости. Мама Кости навсегда осталась для нее другим, призрачным, выдуманным образом. Девочка потянула за рычаг инвалидной коляски.
Не оглянувшись на мать, Костя повез Нику со двора. Впервые Нике не хотелось, чтобы Костя сейчас был рядом. Ей нужно было побыть одной, но жизнь отказывала ей даже в этой малости. Она не могла самостоятельно добраться до своего дома.
Ника понимала, что с сегодняшнего дня все будет по-другому. Теперь между ними возможна только вежливая фальшь, а она не хотела фальши в отношениях с Костей. Он был единственным стоящим и настоящим в ее жизни.
Зоя Петровна стояла как громом пораженная. Ее Костик, с которым они откровенничали по вечерам, который приходил и делился своими проблемами, вдруг стал чужим и далеким. Женщина смотрела, как сын толкает инвалидную коляску с хрупкой тоненькой девочкой. Вся злость шелухой слетела с нее. С кем она взялась сводить счеты? С больным ребенком? Грех-то какой! За это ее Бог и карает, лишая сына. Она бросилась вдогонку за детьми и, забежав вперед, преградила им путь к калитке.
– Постойте! – выкрикнула она и, переведя дыхание, с усилием повторила: – Постойте. Не знаю, что на меня нашло. Вы уж простите меня, дуру старую. – Зоя Петровна обратилась к Нике: – Костик-то у меня парень золотой, а тут прямо хулиганом стал. Все одно к одному. Вот я на тебя и грешила.
– Я понимаю, – сказала девочка.
«Эх, милая, ничего ты не понимаешь», – подумала Зоя Петровна. Ревность и жалость завязались в такой тугой узел, что она и сама не могла разобраться в своих чувствах.
– Поворачивай назад, – скомандовала она сыну. – Я вас чаем напою.
* * *
Мир для Аньки рушился. Она-то думала, что у Кости с дочкой художника несерьезно. Мало ли, что он ходит к ним в дом. Любому интересно поглазеть, как живут знаменитости. Нику Анька соперницей не считала. Разве можно такую любить? Она же калека. Анька терпеливо ждала, когда Косте наскучат походы в особняк художника, злилась, что ожидание затягивается, но знала, что рано или поздно придет ее время. Все равно Костя в нее влюбится. Новость о том, что он повез Нику к себе домой, ошеломила Аньку.
– Это неправда! – крикнула она брату.
– Чего неправда? Я их сам видел, – сказал Мишка. – А дочка художника, между прочим, ничего.
– Ничего хорошего! Уродина! – выпалила Анька, как будто ее слова могли что-нибудь изменить, исправить чудовищную несправедливость. Это не Ника, а она должна быть в гостях у Кости. Обрушившееся на Аньку горе было слишком велико, чтобы справиться с ним самой, и она побежала к Верке, поделиться своими переживаниями.
– Вер, ну скажи, что он в ней нашел? Ни кожи, ни рожи. Я бы в жизни на такую не посмотрела, – с горечью жаловалась Анька. – Если бы на меня такие шмотки надеть, я бы в сто раз лучше была! Она же плоскодонка!
«Чья бы корова мычала! У самой лифчик – не грудь поддерживать, а чтобы видимость создать», – с ехидством подумала Верка, кинув косой взгляд в сторону подруги, фигура которой отнюдь не изобиловала округлостями.
– А чего ты тогда бесишься? – спросила Верка.
– А зачем он ее домой притащил? Вер, ну скажи. Неужели он кого получше не нашел?
– Да не нужна она ему. У нее же отец знаменитость. Вот он за ней и бегает.
Анька с жаром подхватила эту мысль. Она не могла примириться, что Костя выбрал не ее, а дочку художника, и только знаменитый папаша оправдывал выбор, давая Аньке возможность не потерять собственного достоинства и не упасть в глазах Верки.
– Точно, Вер. Все из-за отца. Не мог он влюбиться в такую уродину, – кивнула она. – Но мне-то от этого не легче!
– Не дергайся, мы ей спесь поубавим. Не таких подвигали, – самодовольно усмехнулась Верка.
– Ой, Вер, давай подвинем. А то наглая такая. Дома сидит, а кофточка на ней фирменная, как на праздник вырядилась.

Чаепитие проходило натянуто. Костя пробовал шутить и поддерживать разговор, но Ника отвечала односложно. Костя не знал, что сделать, чтобы она снова оттаяла. Зоя Петровна тоже была не в своей тарелке. Все трое усиленно пытались стереть неприятный эпизод, происшедший при встрече, делали вид, что забыли о нем, но это не получалось. Когда пришли Мишка и Степка, притворяться стало легче.
Ника видела, как мучительно Зоя Петровна пытается загладить скандальную сцену, и понимала, что ради Кости должна постараться казаться веселой, но не могла. Дело было не в матери Кости. Она оказалась неплохой женщиной. Просто Ника вдруг осознала, что никогда толком не знала Костю. Он скрывал от нее все, что его мучило и волновало, и ни разу не поделился ни одной из своих проблем. Она ничего не значила для него. Ровным счетом ничего. Она надеялась, что стала для него хотя бы другом, но все это оказалось самообманом. Для нее вся жизнь заключалась в Косте, она жила его визитами. А он? Лето кончится, и он даже не вспомнит о ней.
Зоя Петровна не могла избавиться от чувства вины. Дочка художника оказалась совсем не заносчивой и капризной, а какой-то застенчивой. Мать вдруг сердцем поняла, почему Костик ходит к этой девочке. Уж больно она беззащитная, словно пичужка с подбитым крылом.
«Робеет. Еще бы не робеть после того, как чужая тетка на нее так обрушилась», – со стыдом думала женщина. Пока ребята шумной гурьбой относили грязную посуду в летнюю кухню, Зоя Петровна подсела к Нике.
– Прости ты меня, что сдуру наговорила всякого.
– Я не обиделась, – сказала девочка. Ее так потрясло открытие, что для Кости она совершенно чужой человек, что все остальное казалось неважным.
– Да как же можно на такое не обидеться? – покачала головой женщина.
– Правда, – кивнула Ника.
– Ну, если правда, то и дальше к нам приходи. Я была бы рада, если б у нас в доме девочка была.
Ника посмотрела женщине в глаза и поняла, что та говорит искренне. Зоя Петровна подняла было руку, чтобы погладить девочку по голове, но не решилась. Нике тоже очень хотелось, чтобы мама Кости прикоснулась к ней, как будто это могло скрепить возникший между ними контакт, но женщина не сделала этого, а сама Ника постеснялась дотронуться до нее.

Верка с Анькой поджидали, когда ребята выйдут от Кости.
– Не понимаю, что там можно так долго делать? – ворчала Анька.
– Не суетись. Никуда они не денутся. Все равно мимо нашего дома пойдут. Главное, себе цену знать. Парню нельзя показывать, что ты по нему убиваешься. Что легко достается, не ценят.
– Завидую я тебе, Вер. Твой Стас по Анталии разъезжает, а ты ни чуточки не ревнуешь. Поэтому по тебе парни и сохнут. А я как подумаю, что Костик с ней, так прямо не могу, психую, – вздохнула Анька.
– Запомни, чем больше психуешь, тем парень о себе больше воображает, – назидательно сказала Верка.
Наконец ребята с Никой вышли из дома Кости. Верка и Анька тоже как бы невзначай появились на улице.
– Какие люди! Вы откуда и куда? – с деланным удивлением спросила Верка, отработанной походкой манекенщицы подходя к парням.
Увидев девчонок, Костя насторожился. Анька вообще в последнее время вела себя по-дурацки, от Верки тоже ничего хорошего ждать не приходилось.
– Никак это твоя новая подружка? Что ж ты, Костик, нас не познакомишь? – игриво сказала Верка.
– А что я, бюро знакомств, всех знакомить? – недовольно буркнул Костя.
– Всех не всех, а мы как-никак не чужие, – Верка сделала многозначительную паузу, от которой у Ники похолодело внутри, и, усмехнувшись, добавила: – Мы ведь ближайшие соседи.
Верка вперилась взглядом в Нику. Между девчонками тотчас возникла неприязнь. В Веркиной походке, в манере одеваться, в ее намеках Ника уловила опасность. Только бы не она понравилась Косте. Пускай бы лучше это была Аня или любая другая девочка. Сама мысль о том, что Костя может влюбиться в Верку, казалась Нике унизительной.
От наметанного взгляда Верки не укрылось, как губы Ники сжались при упоминании о близком соседстве.
«И эта в Костика втюрилась по уши», – подумала Верка. В ней проснулся азарт охотника. Костя парень симпатичный и одно время пытался за ней ухаживать. А почему бы нет? Надо щелкнуть по носу эту папенькину дочку, пускай не воображает, что она лучше всех. К тому же Стас на пару недель уехал, все равно делать нечего. Она посмотрела Косте прямо в глаза и, улыбнувшись одними губами, сказала:
– Ну, раз ты сегодня такой неразговорчивый, я после зайду. Пошли, Ань.
Анька покорно засеменила за Веркой. Женское чутье подсказывало ей, что она обратилась за помощью не по адресу.
«Лучше бы все оставалось как раньше. С дочкой художника я бы как-нибудь сама справилась», – обреченно подумала она, но джинн был выпущен из бутылки...

Автор Тамара Крюкова.


...продолжение следует...