Линии на ладоннях.
Как-то я сидела у окна и смотрела на свои ладошки… Линии судеб, чужих, знакомых, родных переплетаются в немыслимые узоры, образуя тонкое кружево жизни. Одни текут параллельно, вроде и нет точек пересечения, но для чего-то же эти линии прочерчены ? Другие, заведомо ложные, намекают на возможность появления, но так и остаются незаметными штрихами на сухой коже.
На правой ладошке у меня есть точка, где сходятся три линии, сливаются в одну, а потом, повинуясь каким-то неведомым силам, расходятся в разных направлениях. Вернее одна упрямо движется к безымянному пальцу, другая постепенно, миллиметр за миллиметром становится менее различимой. А третья… третья – линия моей жизни.
В девятнадцать я очень влюбилась. Любовь – это там, где линия сердца больше похожа на шрам, там, где сшиты две половинки кожи одной грубой ниткой. А сначала была она натянутым канатом, по которому оба ходили, зажмурившись от ослепительного счастья. Триста шестьдесят шесть дней ходили, потом я не удержалась, оступилась, упав с такой высоты, за которую непременно надо расплачиваться…
…И выла ночью, и ходила за ним побитой собакой, и скулила в телефонную трубку: «Прости меня! Прочерти хотя бы пунктиром путь к себе, а я от себя нарисую линию, и будет опять одна, общая…»
Молчал долго, дышал в трубку, потом вымолвил: «…поздно уже!»
Сердце сжалось до точки. Потерялось в пересечениях и параллелях, блуждало, блуждало… и вылилось тонкой струйкой у запястья. Я - выжила, сердце - нет.
...Другой за эту неправильность меня и полюбил. Прирос ко мне. Намертво. Пустил корни, обвил ветвями, заслонил кроной. «Моего сердца на двоих хватит!» - говорил…
…А потом сам зализывал раны… Не смог, не сумел, не вынес… Ушел, конечно же...
Я сижу у окна, и смотрю на свои руки… Что будет, когда карты жизни с обеих сторон будут исчерчены глубокими бороздками? Стану ли я для кого-нибудь линией жизни, или так и останусь четко обозначенным отрезком? И не вижу, не знаю, не замечаю ещё, что на ладони уже появилась новая линия, меньше пяти миллиметров, но уже живая, готовая развиться в отдельную, сильную жизнь полную любви и взаимопонимания….
На правой ладошке у меня есть точка, где сходятся три линии, сливаются в одну, а потом, повинуясь каким-то неведомым силам, расходятся в разных направлениях. Вернее одна упрямо движется к безымянному пальцу, другая постепенно, миллиметр за миллиметром становится менее различимой. А третья… третья – линия моей жизни.
В девятнадцать я очень влюбилась. Любовь – это там, где линия сердца больше похожа на шрам, там, где сшиты две половинки кожи одной грубой ниткой. А сначала была она натянутым канатом, по которому оба ходили, зажмурившись от ослепительного счастья. Триста шестьдесят шесть дней ходили, потом я не удержалась, оступилась, упав с такой высоты, за которую непременно надо расплачиваться…
…И выла ночью, и ходила за ним побитой собакой, и скулила в телефонную трубку: «Прости меня! Прочерти хотя бы пунктиром путь к себе, а я от себя нарисую линию, и будет опять одна, общая…»
Молчал долго, дышал в трубку, потом вымолвил: «…поздно уже!»
Сердце сжалось до точки. Потерялось в пересечениях и параллелях, блуждало, блуждало… и вылилось тонкой струйкой у запястья. Я - выжила, сердце - нет.
...Другой за эту неправильность меня и полюбил. Прирос ко мне. Намертво. Пустил корни, обвил ветвями, заслонил кроной. «Моего сердца на двоих хватит!» - говорил…
…А потом сам зализывал раны… Не смог, не сумел, не вынес… Ушел, конечно же...
Я сижу у окна, и смотрю на свои руки… Что будет, когда карты жизни с обеих сторон будут исчерчены глубокими бороздками? Стану ли я для кого-нибудь линией жизни, или так и останусь четко обозначенным отрезком? И не вижу, не знаю, не замечаю ещё, что на ладони уже появилась новая линия, меньше пяти миллиметров, но уже живая, готовая развиться в отдельную, сильную жизнь полную любви и взаимопонимания….
11 августа 2007
мне нравится
Смотри ещё:
Баден-Баден
Была 29 января 2011
О тебе.
Замедляясь, плывут дома за окном. Пятиэтажки сменяются высотками, и снова пятиэтажками… Деревья – яркими рекламными щитами и наоборот.
Чем ближе к твоему дому - тем медленнее давлю на педаль газа . А сердце – всё быстрее набирает темп.
Паркуюсь.
Пора выходить.
Морозный ветер в лицо. Взгляд зацепился за знакомую фигуру. По телу прокатилась волна жара. Сердце забилось в голове набатом.
Черная спортивная куртка, руки в карманах джинсов.
Сергей.
Сережка.
Сереженька…
Его взгляд останавливается на моем лице.
Подошел. Остановился напротив, улыбнулся. В чёрных чуть раскосых глазах – то ли печаль, то ли радость…
- Привет.
Я шагнула навстречу, обняла его, ткнулась холодным носом в шею, пахнущую лосьоном после бритья. Сильные руки сомкнулись за моей спиной. Сумка с глухим стуком упала наземь.
Молчание…иногда оно значительнее слов. Слова ограничены, молчание – всеобъемлюще.
- Идём.
Я покорно ухватилась за его руку. У него всегда тёплые руки, даже без перчаток. Заметенные снегом улицы, тёмные силуэты деревьев на фоне длинных пятиэтажек. Ноги разъезжаются на высоких каблуках, но Сергей держит крепко. И никуда не ускользает, как в беспокойных, болезненно-ярких снах.
Маленькая тесная прихожая обычной хрущевки. Поцелуй и – падение в объятия забвения.
Коньяк, лимон и пирожное тирамису… Смятая постель. Сережка мечтательно улыбается. И мое сердце наполнено щемящей тоской. Я думаю о нем.
Самый лучший – только это слово может охарактеризовать его более-менее достоверно.
- А давай убежим? – шепчет он, глядя в потолок.
Я молчу, прижавшись щекой к его груди, слушаю ритмичное биение его сердца. Почему он сказал это сейчас? Почему не тогда, когда я, очертя голову, готова была броситься в омут?
Разве так ведут себя те, кто заинтересован? И это его «давай убежим» - не очередной ли каприз?
*** ***
Автомобиль, снятый с передачи медленно покатился вниз по улице…Прижавшись лбом к стеклу, я провожаю взглядом отдаляющуюся фигурку, сиротливо стоящую на балконе второго этажа. Фигурка неподвижна. Темно-синяя спортивная кофта, руки в карманах джинсов.
Сереженька.
Сережка.
Сергей.
Чем дальше он, тем острее, мучительнее чувство утраты. С каждой минутой оно ширится, растёт как снежный ком.
Там, за несколько десятков километров – уверенный в себе, обеспеченный, взрослый мужчина. Скоро мы поженимся.
Зябкими осенними вечерами я буду вспоминать тебя, Сережка. Буду вспоминать, как любила смотреть на город из твоего окна, и как уплывала земля из под наших ног. Буду вздыхать, что не убежала с тобой. Вздыхать, но – не более. Потому что ты – мечта. А мечты имеют странное свойство умирать, воплощаясь...
Посвящаю Сергею.
