Счастливого дня рождения, дорогой. Глава четвертая.

Глава 4. Сплетение эмоций.

11 января. 08:53.

Дома на Московском проспекте всегда дорого ценились за свою комфортабельность, высокие потолки и толстые стены. Родители Леона, выбирающие подарок на свадьбу своего сына, без раздумий избрали данный вид жилья, как выгодное вложение немалых средств. Они не хотели прописывать в этот маленький рай ещё и Марию, и уж точно – делать её совладелицей престижной трехкомнатной квартиры, - но Леон упрямо настоял на необходимости такого решения. Да ему и ободрения-то не требовалось – квартира его, и за любые поступки несет ответственность тоже лишь он сам.

Квартира эта была отличная, просторная и обставленная совместными усилиями Мэри и Леона с причудливым вкусом. Впрочем, молодые Самойловы не собирались менять прелести загородной жизни на замкнутость и загазованность Санкт-Петербурга, поэтому оставили чудное местечко пустовать без людского внимания. Два раза в год они лично приезжали на Московский проспект для генеральной уборки и стирания пыли с десятков книжных полок и высоких шкафов, в остальном же квартира служила неким «запасным вариантом», которым никто не собирался пользоваться. До вчерашнего дня.

Какой-то совершенно незнакомый консьерж окинул Леона, открывшего дверь своим ключом, безразличным взглядом и вновь уставился в газету. Мужчина спонтанно проверил почтовый ящик, полный глупейшей рекламы на подобии «кастрации домашних любимцев», и шагнул в полностью зеркальный лифт, напоминающий крошечное хрустальное царство.

Двери открылись на четырнадцатом этаже, и Леон понуро направился направо к прочной железной двери, снаружи украшенной черным лаковым деревом. Он сделал положенные три оборота ключом и толкнул дверь, локтем, вместе с ней попадая в прохладное пространство квартиры. Балкон, видимо, оказался открытым, потому как по ногам мужчины пролетел неприятный сквозняк. Леон разулся и повесил куртку на вешалку, ощущая, как замедляется биение сердца от одного взгляда на тоненький сиреневый плащик Марии. Или на её бежевые туфельки на высокой шпильке – как жена прыгала от радости, когда из Парижа ей пришла посылка с этими красавицами. Или на смешной вязаный шарфик. И вновь везде Мэри.

В особняке ощущения были иными: там не осталось личных вещей супруги, сюда же она успела их не только перевезти, но и разложить, вывесить на вешалки, расставить по углам, словно издеваясь над воспаленным сердцем убитого горем мужа.

Леон приоткрыл дверь в просторную гостиную с кожаным, синим диваном и огромным плазменным телевизором, на половину загораживающим вид из огромных окон. Мужчина долго всматривался в самые разные мелочи: фигурки, журналы, пузырьки от духов, но записной книжки так и не нашел. Книжные полки пестрили самыми разными обложками, и Леон только подошел к ним, чтобы поискать вещицу среди пузатых корешков, как резко вздрогнул от неожиданности и забыл про любые поиски.

Непонятным образом со стороны кухни раздалась громкая музыка. Леон затаил дыхание и прислушался к нарастающему звуку вальса. Музыку прерывало нервное шипение плохо пойманной радиостанции, но буквально через несколько секунд в умиротворяющих нотах потонуло и оно. Только бег чьих-то пальцев по клавишам фортепиано и врезался в душу пораженного мужчины. Леон нахмурился и вышел из гостиной, по привычке прикрывая за собой дверь. Он заглянул на кухню – работало, как и ожидалось, небольшое радио. Палец нажал на кнопку выключения, и вальс затих.

«Напугали же», - покачал головой мужчина, окинув кухню беглым взглядом. Она была выполнена в алых тонах, и лишь черные конфорки да холодильник вносили в эту бешеную красоту какой-то оттенок печального спокойствия. На заправленном красной скатертью столике кроме радио стояла ещё вазочка с давно засохшими ромашками и полупустая чашка со светлой жидкостью внутри – с любимым зеленым чаем супруги.

- На часах девять утра, и мы начинаем нашу утреннюю аэробику! – через всю квартиру пронесся громкий женский возглас.

Леон в очередной раз вздрогнул и попытался отдышаться – его начинало нешуточно подергивать. Кожа покрылась мурашками, и молодой человек поежился, выбегая в коридор. Парень со злостью захлопнул дверь в кухню и ворвался обратно в гостиную. На огромном экране телевизора довольно размахивала ногами маленькая рыжая девушка в обтягивающем спортивном костюме телесного оттенка. Сильные динамики разносили её голос по всем комнатам, и Леон чуть не оглох от громкого звука и женского пыхтения со всех сторон. Он со злостью выдернул шнур из розетки, и экран померк, обиженно щелкнув на прощание. Соседи почему-то не начали бить по батареям, и в доме вновь воцарилась полнейшая тишина.

Леон вернулся обратно к книжным полкам и раздосадовано провел подушечкой пальца по слою пыли на них. Очередной звук заставил Леона подскочить на месте и больно удариться пальцами о полку.

В спальне тревожно запищал громкий настольный будильник. Он разрывался своим визгом, монотонным и давящим на уши. Леон рванул в комнату и гневно откинул будильник в сторону стены. Тот звонко ударился об неё и рассыпался на несколько частей, молчаливых и тихих.

Спальня потонула в тишине. Плотно задернутые салатовые шторы не пропускали в комнату ни единого лучика света, и все предметы с учтивым равнодушием разглядывали сидящего на кровати человека. Леон водил по бровям указательным пальцем и пытался справиться с накатившей дрожью.

Мужчина нажал на выключатель, и яркий свет ударил в раздраженные усталостью глаза. Но вместе со светом почему-то включился и музыкальный центр, оглашая спальню какой-то новомодной мелодией.

Леон закусил губу и в страхе уставился на яркое табло музыкального центра. «Track 4», - издевательски высветилось на том. Мужчина протянул палец к центру, но тут же отдернул его, в очередной раз вздрагивая от напряжения.

Вся квартира словно ожила в десятке различных звуков. Заработало радио в душевой кабине, вновь заиграл вальс на кухне, музыкальный центр перешёл в режим радио, в кабинете включился небольшой телевизор.

- Леонид Данилович, поздравляем вас с юбилеем… - тепло защебетала из музыкального центра какая-то женщина.
- И последний анекдот от нашего слушателя… - закричало в ванной комнате.
- Наши крема справятся с любыми синяками и ссадинами, вмиг возвратив вашей коже нежность и невинность… - с насмешкой отозвался телевизор в комнате.
- Эта песня посвящается смелым, погибшим за правду, за правое дело, - надрывно завывало кухонное радио.

Мужчина упал на мягкий матрац и стиснул виски руками, пытаясь выровнять сбившееся дыхание. Звуки окружили Леона со всех сторон, и парень морально не мог справиться с их атаками. Голоса мешались и сбивались, превращаясь в одно адское целое, завыла скрипка, щелкнуло радио.

- Что это за чертовщина, - шептал сам себе Леон. – Такого не может быть.

Словно чтобы окончательно поразить ослабшего противника, музыкальный центр вновь переключился в режим плеера и прокрутил пятую дорожку.

- Ты теперь моя, навсегда моя, - раздался голос солиста «Короля и Шута», песнями которых иногда баловалась Мэри.
- Заткнись! – гаркнул взбешенный Леон, смахивая с глаз злую слезу. – Хватит… Пожалуйста…
- Ты молчишь, а я улыбаюсь… Мария. – Голос чуть утих.
- Господи, что это… - Леон заткнул уши ледяными пальцами.
- Знай, что смерть твоя - это жизнь моя…* - напоследок пропел голос. И музыка оборвалась.

И исчезло шуршание радиостанций, выключилась реклама, прервалась очередная мелодия. И вновь лишь тишина дробила барабанные перепонки. Леон ещё с несколько минут лежал на кровати, по-детски сжавшись в комочек и зажмурившись, а после собрался с храбростью и приоткрыл один глаз.

Обыкновенная спальня. Обои в белые с золотом розы, белая двуспальная кровать, шкаф в современном стиле с десятком асимметричных полок.

Людские страхи – вещи довольно смешные. Человек может не бояться ничего, включая смерть, а из состояния равновесия окажется выведен из-за какой-либо глупейшей мелочи. Те же самые звуки. Что страшного может быть в голосе радиодиктора или напеве знакомой мелодии? И все-таки мужчина ещё долго с опаской поглядывал на всю технику в квартире, а после и вовсе отключил её от питания. И хоть мужчина понимал, что причина включения музыки заключается исключительно во встроенных таймерах – а Мэри всегда просыпалась с трудом даже по трем будильникам, - менее пугающим этот наплыв звучаний не становился.

И только полностью убедив себя в нормальности сложившейся ситуации, Леон с вновь вернувшимся ощущением привычного угнетения начал искать записную книжку. Та отыскалась на удивление быстро - во втором ящичке стола лежала маленькая розовенькая книжица в кожаной обложке. В ней аккуратным почерком Мэри были выведены телефоны самых значительных людей, и Леон лишь тягостно вздохнул, увидев свой номер первым.

Всего список составлял тридцать пунктов. Какие-то тридцать сочетаний чисел самых ценных друзей и родных. Почему-то Леон искренне считал, что таковых насчитается не менее сотни, но, как оказалось, не все знакомые Мэри были той по-настоящему дороги. Впрочем, Леонид понимал, что у самого и десятка бы не набралось, и это включая родителей.

Скоро завибрировал телефон – пришло сообщение из похоронного агентства. То ли там не хотели беспокоить опечаленного потерей вдовца, то ли просто не желали долгого общения, но брюнетка – если это была она – ограничилась лишь точной датой, временем и местом похорон.

Это послужило толчком к дальнейшим действиям. Леон попытался представить предстоящую беседу в уме и начал неприятную череду звонков с родителей Мэри.

- Алло, - пробубнил недовольный голос матери Марии.
- Инна Семеновна, это я… Леонид. – Леон на миг замялся, разом забывая все намеченные планы. На душе миллионы тонких лезвий принялись вырезать замысловатые узоры.
- Ой, Ленечка, здравствуй. - Недовольство сменилось щебетом. – Что такое? Неужто от Машки отделаться решил да нам сплавить?
- Нет… Я звоню по поводу…

Мужчина замолчал. Он даже и представить не мог, как страшно будут звучать слова «Ваша дочь мертва», и сердце выстукивало сотню быстрых ударов за секунду. Казалось, что оно не справится с такой нагрузкой и просто остановится, но держался Леон, держалось и сердце.

- Что-то случилось? – с тревогой спросила женщина.
- Да… - вновь однообразно ответил Леон. – Ваша дочь… Мэри… Она…

Голос сорвался, и мужчина почувствовал, как в мгновение охрип. Он долго откашливался, а после с трудом выдавил:

- Погибла. Вчера…

В трубке зазвучало тяжелое дыхание матери. Секунды капали невыносимо долго, и парень сотню раз успел попросить себя сосредоточиться. Пальцы сжимали угол кровати, до боли вдавливаясь в дерево кожей.

- Ты шутишь? – полнейшее спокойствие.
- К сожалению, нет… - и быстро, пока его не перебили, выдавил: - она выстрелила себе в… в-висок. Вы приедете на похороны? Я всё оплачу…
- Угробили всё-таки мою малышку! – Инна Семеновна неожиданно, как по команде, взревела раненным зверем. - А она никому и зла не делала… Малютка…
- Я… - такой реакции парень никак не мог ожидать. – Её никто не… Это моя вина…
- Добили деточку… - женщина даже не слышала тихого голоса растерянного оппонента. - Единственную… Кровиночку. Единственную дочурку…

Брови Леона непроизвольно взметнулись вверх. Он прекрасно понимал страдания несчастной женщины, но кроме Мэри у той имелось ещё три дочери и два сына, поэтому речь о единственности произвела на мужчину несколько смятое ощущение. Словно женщина и не переживала особо, а театрально кричала в трубку.

Но тут же истерику сменил плач и тяжелые всхлипы, и любые мысли о наигранности у Леона отпали.

- Извини, Ленечка... Почему она это сделала? – сбиваясь, зашептала Инна Семеновна. – Она же была такая счастливая… Буквально позавчера звонила… Сказала, что уже к твоему дню рождения подарок нашла… А теперь?
- Какой подарок? О чем вы? – Леон никак не мог понять течения мыслей бедной женщины, и он был готов даже выслушивать оскорбления, но не столь нелогичные фразы.
- Часы, кажется, - продолжила женщина. - Денег жалко… Зачем нужен подарок от мертвого человека? Господи, за что же ты забрал её у меня… Ленечка, за что?
- Я… Не знаю… Простите… Вы приедете? Не бойтесь, можете остаться у нас на любой срок. Билеты на какое число заказывать?
- Не нужно мне билетов, - резко оборвала его Инна Семеновна. - Я никуда не поеду.

И этого ответа Леон не ожидал также. Мужчина окончательно разучился принимать действительность и с напряжением поинтересовался:

- Почему?
- А зачем? – в такт ему удивилась женщина, громко высмаркиваясь в трубку. – Я не смогу увидеть Машеньку мертвой…
- А ваш муж? Братья или сестры?
- Я их спрошу, но не думаю…
- Неужели вам… - Леон не знал, как закончить фразу. – Не хочется попрощаться?
- Ленечка, ты и сам знаешь, что мне со смены не отпроситься будет, да и смотреть на мертвую дочь… - женщина задумалась и вздохнула. - Давай лучше решим, что она просто забыла о родителях?
- Я… - в третий раз начал мужчина.
- Прости, Ленечка, мне следует подумать…
- Проща… - но в трубке уже раздались гудки.

Леон рассматривал телефон, будто тот мог ужалить ядовитой змеей. Мужчина не особо интересовался обстановкой в семье супруги, но почему-то считал, что родители искренне любили свою дочь. Такая же странная реакция вывела и так растерянного молодого человека из состояния пускай и хрупкого, но покоя. Возможно, каждый человек, встретивший страшное известие в лицо, разучится думать логично, но Леонид ждал слез, криков, он готов был даже приехать к Соколовым и помочь им в трудную минуту, но беседа с матерью его полностью уничтожила.

Никаких вопросов, минимум слез и невыносимое спокойствие. Ещё и эти странные речи про «добили, угробили». Нет, не такой разговор рисовал у себя в голове вдовец, когда с трудом набирал второй номер в записной книжке. Чего угодно: скандалов, криков, воплей, но… Неужели потерять своего ребенка так просто? Или Инна Семеновна, как истинно русская женщина, предпочла скрыть чувства в себе?

Леон провел по лбу пальцами и задумчиво уставился в окно. Для него всё спуталось и смешалось, потеряло правильные позиции и очертания. Он уже и не знал, какой была его любимая женщина и чего ждать от следующей секунды.

Мужчина еще долго набирал номера телефонов и оповещал друзей о трагедии, случившейся в его семье. Реакции были удивительно разные: от молчаливого ужаса до чуть ли не открытой иронии. Одна дама даже предложила Леону скрасить часы страдания по почившей жене, на что тот не сумел правильно отреагировать, а только отказался, предложив в ответ не появляться этой подруге на похоронах вовсе.

Прошел час, и силы полностью покинули тело молодого человека. Сказывался и голод – за весь вчерашний и сегодняшний день Леон так и не поел, - и нервное потрясение, и отсутствие сна, и тяжелые беседы со знакомыми Марии.

Мужчина почувствовал озноб и улегся на кровать, плотно прижимаясь к стенке плечом. Горячий лоб уткнулся в прохладную наволочку, и парень впал в очередное забытье, в последний раз с трудом прислушиваясь к тиканью часов на кухне.

___

* Король и Шут - Мария.

Ну и второе. Улитка по имени Таня доползла до основной части, поэтому со следующей главы начнется нормальный сюжет :)